Этнология — наука новая. До XX столетия существовала этнография — наука солидная, но чисто описательная. Классическая этнография была в состоянии допастеровской медицины: лечить более или менее умели, причины же болезни никто не знал. Так как в середине прошлого столетия этнография находилась в почти зачаточном состоянии, а сравнительное языкознание становилось солидной наукой, сделав блестящие успехи (в это время работали В. Гумбольдт, А. А. Потебня и многие другие выдающиеся лингвисты), произошла досадная подмена: вместо истории народов стали изучать историю языков. У этнографии своей теории не появилось — подставили теорию сравнительной лингвистики. Обратимся к примерам, которые показывают, почему это бессмысленно, а иногда и небезопасно.
Несомненно существуют народы, говорящие на тюркских языках. А существует ли единство тюркских народов? Достаточно посмотреть на различные тюркоязычные народы, чтобы убедиться, что это не так. Это не так в расовом отношении, потому что большинство тюрок — умеренные монголоиды с очень слабо выраженными монголоидными чертами (скажем, туркмены). Но есть тюрки — чистые европеоиды (например, чуваши) и есть тюрки — чистые монголоиды (якуты и, тем более, тувинцы). Их внешний облик свидетельствует, что эволюция языков шла одним путём, а эволюция этих народов — совершенно другим. Однако сравнение можно провести не только на расовом уровне, но и на религиозном. Большинство говорящих на тюркских языках — мусульмане (правда, разные мусульмане: и сунниты, и шииты), тогда как чуваши — православные христиане, следовательно, всегда будут вместе не с другими тюрками, а с другими православными. Тувинцы же — северные желтошапочные буддисты (ламаисты), и у них единство будет с буддийскими народами, а не с мусульманами-тюрками.
Т. е. представление о тюркском единстве, к которому так стремятся сейчас некоторые деятели в нашем государстве и особенно в Турции, не основывается ни на реальной этнической общности, ни на религиозно-культурной базе, а следовательно, представляет собой нацизм — теорию искусственного племенного единства. Мусульманское единство органично, и ничего негативного в нём нет. Исламский фундаментализм в некотором смысле тоже закономерен и органичен. А вот пантюркизм содержит элементы шовинизма.
Посмотрим на другую группу языков — индоевропейскую (или арийскую). Индоевропейские языки — самая большая группа языков в мире. На этих языках говорит большинство людей на планете. Кроме того, лишь индоевропейцы живут на всех континентах. Однако они могут исповедовать христианство, ислам (как в Иране), индуизм (как в Индии), а в расовом смысле достаточно сравнить облик обитателя Северной Индии и норвежца, чтобы увидеть абсолютную их несхожесть. Следовательно, и здесь языковая общность есть, а этнической общности нет. Забвение того, что лингвистика имеет одни закономерности, а этнология — другие, в частности, привело и к возникновению расовой теории германского нацизма.
В нашем столетии теоретическая этнология получает значительное развитие в рамках целого ряда концепций. Так, структуралистская модель представлена прежде всего школой К. Леви-Стросса. Многие авторы рассматривали этнос как одну из социальных категорий или по крайней мере искали социальные причины этногенеза. Наиболее законченная теория этногенеза, полностью порвавшая с влиянием сравнительной лингвистики, предложена Л. Н. Гумилёвым. Она представляется заслуживающей отдельного рассмотрения, как в силу фундаментальности, так и в силу порождаемой ею полемики.
Категория «этнос»
Что же такое этнос? «Этнос» — слово греческое, его латинский аналог — «natio», русский аналог — «народ» (от корня «род»). В греческом языке есть и другие термины для обозначения народа: «лаос» — «население», «демос» — «совокупность граждан», но эти термины несут социальную нагрузку.
Является ли «этнос» категорией социальной? Энциклопедические словари советского времени обязательно сообщают, что этнос — социальная группа, определяемая общностью территории, совместным ведением хозяйства, языком. Однако на одной территории часто уживаются представители разных этносов. И говорить представители разных этносов могут на одном языке. Думаю, никто не усомнится, что сербы и хорваты — этносы разные и в настоящее время враждебные, а говорят они на одном и том же языке.
Какая же категория «этнос»? Этнос — категория природная. Это форма существования (или форма общности в существовании) биологического вида homo sapiens, наиболее близкая к биологической категории «популяция». Напомню, что популяцией называется совокупность особей данного вида в данной экологической нише или в данном географическом ареале (например, популяция оленей Среднерусской равнины или популяция крыс г. Москвы). Подчеркиваю: этнос — не популяция, этнос близок к понятию «популяция». Человек — вполне животное, но он ещё и более, чем животное, ибо создает культуру. Каждый этнос формирует свой этнокультурный вариант или, иными словами, свою национальную культуру. Поэтому этнос — не чисто популяционное единство, он включает в себя и некоторые аспекты культурного единства. Вообще, этнология (наука об этносе) — наука пограничная, находящаяся на стыке дисциплин исторических, географических и биологических.
Этот взгляд на этнос можно возвести к соответствующим представлениям И.-Г. Гердера, у которого «народ» понимался как общность, возникающая на основе единства «крови» и «почвы». В отечественной науке уже в 1923 г. С. М. Широкогоров предложил такую дефиницию: «Этнос есть группа людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освящённых традицией и отличаемых ею от таковых других». Ю. В. Бромлей предложил во многом сходное определение этноса: «…исторически сложившаяся на определенной территории совокупность людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от всех других подобных образований (самосознанием), фиксированном в самоназвании (этнониме)».
Заметим, впрочем, что подобному взгляду на этнос противостоит довольно распространенное в западной науке конструктивистское понимание этничности, связываемое обычно с именем норвежского этнолога Ф. Барта, который определял её как наиболее широкую категорию социальной идентичности, а также как форму социальной организации. Современный отечественный этнолог С. В. Соколовский тоже рекомендует не допускать доминирования эволюционных трактовок этнической реальности, т. е. сосредоточения на этногенезе, этнической истории, этнической демографии и картографии. Однако взгляды Барта, подчёркивавшего «договорный» характер этнических границ, вызывают значительную критику этнографов.
Как определяется принадлежность к этносу у Л. Н. Гумилёва? Человек всегда принадлежит к одному этносу и к двум принадлежать не может в силу того, что в процессе этногенеза (т. е. в процессе рождения или сложения этноса) формируются этнические стереотипы, составляющие этнический характер. В том, что этнические стереотипы существуют, никто не сомневается. Именно изучением этих стереотипов занимается наука этнография, а также фольклористика. Но описать полностью набор стереотипов пока не удалось ни у одного этноса. Тем не менее, они распознаются при встрече представителей одного этноса довольно легко по принципу «свой — не свой».
Из утверждения, что человек всегда принадлежит к этносу и только к одному, отнюдь не следует, что смешанные браки противопоказаны. В истории вы не обнаружите примеров ограничения права на вступление в брак по этнической причине, тогда как по религиозной — сколько угодно. На протяжении тысяч лет смешанные браки имели место, но ребенок в таком браке воспитывался в этнических стереотипах одного этноса. Это было нормальным принципом воспитания детей. Этнические стереотипы у ребенка начинают складываться сразу по рождении, задолго до того, как он начнёт говорить: в созерцании родного ландшафта и конкретной архитектуры, в общении с окружающими, в слушании песен и сказок, и т. д. И до XIX в. вообще не было людей, которые считали бы себя принадлежащими более, чем к одному этносу. Оригиналы же, отрицающие собственную принадлежность к какому-либо этносу, появились и вообще во второй половине XX в.
Например, В. И. Даль — автор всем известного Словаря — был сыном датчанина и русской. Он прожил всю жизнь в России и безусловно был русским литератором и учёным, однако можно предположить, что в других жизненных обстоятельствах у тех же родителей мог бы вырасти датский учёный и литератор, но именно датчанин, а не нечто неопределённое датско-русское. Человек со смешанными этническими стереотипами всю жизнь испытывает некоторый дискомфорт в силу того, что он для всех немного чужой, и это в лучшем случае, а в худшем — вырастает в чудовище, как, например, В. И. Ульянов (Ленин), неприязненно относившийся к любым этнокультурным проявлениям.
Уже Дж. Вико писал, что этносы рождаются и умирают. Гумилёв пришел к выводу, что нормальная продолжительность жизни этноса примерно тринадцать веков. Если же народ живёт непомерно долго, значит, смена этноса произошла, но новый этнос унаследовал имя старого. Так бывает, однако бывает редко. Например, греки-современники Софокла и нынешние греки — этносы разные, хотя они называли и называют себя сегодня эллинами, а западные соседи и тогда, и сейчас называют их греками. Под именем китайцев мы изучаем историю то ли пяти, то ли шести народов в мировой истории, живших на той территории, которая ныне является Китаем.
Пассионарность
От чего зависит рождение этноса и прохождение им фаз? Картина у Гумилёва куда более чёткая, нежели у К. Н. Леонтьева. Гумилёв тоже считает, что этнос развивается сначала по восходящей, потом по нисходящей, но, в отличие от Леонтьева, связывает это развитие с ростом и последующим снижением уровня энергии, присущей этносу (т. е. с его пассионарностью). Гумилёвскую концепцию пассионарности, можно принимать или отвергать. Спорить о ней, видимо, будут долго. Однако даже если её отбросить, схема фаз (возрастов) этноса будет работать по Гумилёву, что можно показать на примере любого народа, о котором хватает исторических сведений. Таким образом, этнологическая теория Гумилёва в общем верна вне зависимости от входящей в неё концепции пассионарности.
Суть этой концепции в том, что люди этнологически делятся на 3 категории: пассионариев, субпассионариев и гармонических особей (или гармоников, или гармоничников). Вряд ли когда-нибудь число пассионариев в этносе может достичь 1%, а число субпассионариев — более 2–3% (и те, и другие составляют в этносе явное меньшинство).
Пассионарий — тот, у кого стереотип служения идее отчетливо доминирует над стереотипом сохранения рода, а следовательно, и частным случаем — инстинктом самосохранения. Пассионарий наиболее энергичен в силу концентрированности воли.
Субпассионарий — тот, у кого стереотип сохранения рода резко доминирует над стереотипом служения идее. При этом, во-первых, стереотип сохранения рода у субпассионариев выражается почти исключительно в виде инстинкта самосохранения; во-вторых, субпассионарии хаотичны. Заметим, что субпассионарий менее энергичен, чем пассионарий, хотя он и энергичнее гармоника. Однако он наиболее хаотичен, т. е. его энергия сегодня направлена на одно, завтра — на другое. Ряд авторов критикует гумилёвское истолкование субпассионарности, настаивая на введении в круг стереотипов принципа хаотичности.
Гармоническая особь отличается тем, что у неё стереотипы сохранения рода и служения идее находятся в относительном равновесии. В любую эпоху в любой фазе гармоники составляют большинство любого этноса.
Энергия этноса прямо пропорциональна проценту пассионариев в нём и обратно пропорциональна проценту субпассионариев, ибо пассионарии тянут за собой, а субпассионарии нарушают внутриэтническую солидарность, постоянно дёргая соплеменников в разные стороны. Гумилёв предположил, что та или иная пассионарность этносом наследуется (т. е. содержится в его генофонде). Данная гипотеза никем ещё не исследована, ген пассионарности неизвестен. Его наличие мы можем лишь предполагать, но не можем на него воздействовать. А сократить число субпассионариев, конечно, можно, но трудно представить себе народ, который пойдёт на крупное кровопролитие ради этого — ведь убивать-то придется не чужих, а своих! Однако внешний толчок способен поддержать этнический баланс, поддержать пассионарность народа.
Например, в 1380 г. состоялась Куликовская битва, а в 1382 г. неожиданным удачным набегом Тохтамыш взял и сжёг Москву. В результате, пассионарность по логике вещей должна была бы резко упасть. Тем не менее, лет через 15 мы уже видим, что Москва по-прежнему сильна, и ни один хан даже и не помышляет сунуться к её стенам. Что же произошло? Гумилёв полагал, что в 1380 г. больше всего погибло гармоников, как и в любой огромной битве, но пассионариев погибло избыточно много — они головы складывают быстро, ибо силы пассионарность не прибавляет (к физической силе она не имеет отношения). А в 1382 г. успех Тохтамыша был связан с тем, что пассионариев в Москве просто не было. Пассионарий в данной фазе (то была фаза подъёма русского этноса) — чаще всего воин, землевладелец. И в это время года пассионарии убирали урожай, их в городе просто не было. В Москве же оставались субпассионарии, которые перепились и открыли Тохтамышу ворота, за что он их частью перебил, частью угнал в полон. Пассионарии же вернулись в Москву, представляющую собой пепелище, уже после ухода Тохтамыша и начали вновь отстраивать город, народили детей и восстановили этнический баланс.
Другой пример. Что произошло в России XX в.? Революцию, естественно, начинают пассионарии (так бывает всегда). Пассионарии были не только среди белых и красных, но и среди зелёных, махновцев и всех прочих, и все они лихо друг друга убивали. В каждой революции всплывает также огромное число субпассионариев, ибо революцию начинают с убийств и грабежей, но наиболее типичное времяпрепровождение в революции — митинг (вспомним «Собачье сердце» М. А. Булгакова: «Петь хором!»). Представим эту ситуацию этнологически. Пассионарий на митинг пойдёт, но один раз, чтобы произнести пламенную речь, заразить всех своей энергией и повести за собой. Гармоник на митинг тоже пойдёт скорее всего один раз, но по другой причине: ему во второй раз что-нибудь обязательно помешает — ему надо будет забирать ребёнка из детского сада, копать картошку или дописывать диссертацию (все эти занятия для гармоника окажутся более важными). А субпассионарий с его хаотической стихией на митингах чувствует себя, как рыба в воде! Поэтому именно революции делают одну очень опасную вещь — выбрасывают на поверхность много субпассионариев и часто (как теперь говорят) во властные структуры. Так произошло и в нашей революции. Далее революционная, во многом пассионарная, олигархия столкнулась с революционной весьма субпассионарной толпой, и толпа победила единственным способом, которым побеждает толпа — вызвала к жизни тирана. А тиран уже занялся уничтожением революционеров, как тех, так и других. Тем самым он неизбежно уничтожил большое число субпассионариев и восстановил положение маятника — восстановил повреждённый в революцию этнический баланс.
Из сказанного вовсе не следует, что мне нравится И. В. Сталин, но мне не нравится и Тохтамыш. Я лишь анализирую ситуацию с этническим балансом. Следует помнить, что этнические категории не имеют этического знака, и их ни в коем случае нельзя оценивать нравственно. Ничего хорошего в самом по себе пассионарии нет. Пассионарий в русской истории мог быть, например, Александром Невским (и это прекрасно). Он мог быть Сергием Радонежским, провести всю жизнь в лесу на горе в крошечном деревянном монастырьке и тем не менее оказывать влияние оттуда не только на русских князей, но даже на константинопольского патриарха (что, согласитесь, неординарно). Но он также представим в виде бандита и убийцы с замашками садиста Степана Разина. А в наше время он вполне может быть и уголовным «авторитетом». Иными словами, этика тут ни при чём. Всё, что зависит от воспитания человека и его собственных нравственных устремлений, одинаково для представителей любой категории, различна только их энергия. Точно так же один человек рождается склонным к атлетическому телосложению, а другой астеничен и всю жизнь будет тощим. Но второй от этого не хуже первого и не лучше, он просто другой. Люди разные. То, что всё это существует, объясняется сложностью мира.
Кстати, субпассионарии тоже ничем не прегрешили. Субпассионарий, как более энергичный человек, нежели гармоник, очень легко увлекается пассионарием. Поэтому если пассионарий — генерал, субпассионарий будет прекрасным солдатом, а если пассионарий — игумен, субпассионарий будет прекрасным монахом. Субпассионариев много и среди людей искусства (видимо, хаотичность внутренней организации способствует успехам в художественном процессе). Плохо только, если субпассионарий находится у власти, что характерно для эпох социальных потрясений.
Вероятно, народам часто была присуща верная интуиция в отношении пассионарности, хотя этнология — наука новая, и в старину такого понятия не знали. Рассмотрим примеры. Смута в начале XVII в. — это первая гражданская война в России. Энергия очень высока (пассионарный перегрев), большое количество пассионариев сносит друг другу головы. Как и положено в гражданской войне, каждая социальная группа выдвигает своих лидеров и даже свои требования, пусть и неписаные. Наконец, самым стабильным представителям общества — духовенству и горожанам — это надоедает. Они создают Второе земское ополчение, находят очень мощного пассионария К. З. Минина и делают его диктатором. Он находит кн. Д. М. Пожарского (пассионария, пожалуй, послабее, но тоже вполне сильного и, главное, порядочного) и делает его командующим. В результате, местных субпассионариев разгоняют, иноземных вышвыривают за границу. А далее собирается Земский собор и избирает царя — добросовестного гармоника из семьи с хорошей репутацией. Почему же не Дмитрия Пожарского, а Михаила Романова? Да потому, что русские люди обладали здравым смыслом и понимали, что пассионарий хорош в качестве спасителя отечества, а когда отечество спасено, надо спокойно жить дальше.
Другой пример. Одна из самых благополучных наций в мировой истории, создавшая одно из самых благоустроенных государств — англичане. Но именно они вели себя сурово — вешали на крепкой британской веревке не только уголовников, но и возмутителей спокойствия в самой Великобритании. Однако тех, кто возмущал спокойствие за пределами островов, они награждали титулами «сэр» или даже «лорд», считая, что безобразничать за границей — это в интересах Великобритании, а дома — нет. Когда же стало неприлично часто вешать, смутьянов начали высылать в огромном количестве в колонии.
Несомненно, туда попадали разные люди, ибо и в социальном протесте не одни субпассионарии участвуют, и преступниками уж тем более не они одни являются. Но, попадая в колонию, пассионарий с бешеной энергией принимался заводить себе нишу для пассионарности — либо он сбегал в пираты, либо становился защитником английских интересов (скажем сэром Сесилом Родсом, основателем Родезии и великого алмазного концерна). Ссыльный гармоник в колонии занимался нормальной гармонической деятельностью, что означало: всё равно надо построить себе хижину, чтобы в ней жить, а стало несколько полегче — вместо хижины завести дом, растить детей (хоть в Австралии)! В результате, гармоники создали цивилизацию каторжников — Австралию. А вот субпассионарии в колонии просто вымирают — слишком тяжёлая среда, митинга не соберёшь.
Тем самым англичане столетиями поддерживали этнический баланс. Кстати, в отношении пассионария у власти они поступали аналогично русским, но куда увереннее. Едва стало ясно, что Гитлер проиграл войну, хотя она ещё и шла, Черчиллю дали отставку.
Возрасты этноса
Согласно Гумилёву, этнос рождается в результате одновременного появления большого числа пассионариев. Этот старт Гумилёв назвал этническим (или пассионарным) толчком. У него есть гипотеза, связывающая этот толчок с закономерностями астрофизическими (гипотеза крайне неубедительная). На сегодняшний день мы не знаем, почему возникает пассионарный толчок. А далее этнос проходит пять основных фаз своей истории.
1. Фаза пассионарного подъёма. Пассионарный подъём делится на скрытый и явный (или открытый) подъём. Скрытый подъём иногда у Гумилёва в статьях называется «инкубационным периодом». Но в поздних работах Гумилёв считал, что это одна фаза.
Скрытым подъём называется потому, что этнос ещё не осознал себя как этническое единство, однако подъём уже идет, число пассионариев увеличивается, начинает работать механизм внутриэтнической солидарности, стягивающий, склеивающий этнос, который сам ещё этого не понял. В инкубационной фазе (или в скрытом подъёме) этнос представляет собой «консорции» — группы людей, связанных именно общей судьбой. Что же касается групп людей, связанных общими интересами, то это — самые слабые, самые начальные звенья, называемые «конвиксиями». Конвиксии существуют в любом социуме. Можно рассматривать конвиксию купцов, ведущих восточную торговлю, конвиксию офицеров германского генштаба, конвиксию бомжей Курского вокзала. А консорцией в нашей ситуации могут быть, например, члены тоталитарной, жёстко закрытой секты, хотя, заметим, что любая великая религия тоже начинается с консорции.
В качестве примера рассмотрим инкубационную фазу будущего византийского этноса. Они называли себя не «византийцами», а «ромеями» (т. е. «римлянами», по-гречески), и византийский император назывался «василевсом ромеев». Ядра (консорции) будущего ромейского (или византийского) этноса — раннехристианские грекоязычные общины в восточных провинциях Римской империи. Эти люди считали себя христианами и римлянами и очень долго не замечали, что они — уже другой народ. Заметим только, что не все ранние христиане — предки именно будущих византийцев. Были ранние христиане и среди варварских народов, армян, сирийцев.
Но вот этнос осознаёт свое единство. Для русских это произошло на Куликовом поле. Прав был В. О. Ключевский: «Русь родилась на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты». И Гумилёв был прав в 1980-м юбилейном году, написав: «На Куликово поле пришли москвичи, суздальцы, владимирцы, а вернулись с Куликова поля русские». С того момента, как этнос себя осознаёт единым, подъём продолжается, но это — подъём уже явный.
В чем основная функция этноса в фазе подъёма (в обеих его подфазах)? В фазе подъёма этнос заполняет вмещающий ландшафт. Не Гумилёв придумал, что ландшафт формирует этнос — об этом много писал великий русский историк прошлого века С. М. Соловьев, об этом же писали многие французские историки. Только они не учитывали, в отличие от Гумилёва, что вмещающий ландшафт формирует этнические стереотипы не на протяжении всей истории, а лишь в фазе подъёма. Пока идет подъём, эти стереотипы формируются в конкретно вмещающем ландшафте, и далее они уже сформированы.
Например, эллины в фазе подъёма (VIII–VI вв. до н. э.) провели колонизацию — греческие колонии разбросаны чуть ли не всюду по берегам Средиземного и Чёрного морей. Это было созданием эллинской среды обитания и своеобразным заполнением вмещающего ландшафта. Римляне в фазе этнического подъёма (VIII–V вв. до н. э.) добились гегемонии в Италии — они заполнили вмещающий ландшафт «итальянского сапожка». Славяне между II в. до н. э. и III в. н. э. спокойно заполнили обширный вмещающий ландшафт от Дуная до Северного Причерноморья, а может, и до низовьев Дона (т. е. уже Приазовья).
Постепенно пассионариев становится всё больше. Если пассионарность всё-таки наследуется (в пользу чего свидетельствует история ряда семейств, известных нам из поколения в поколение), тогда легко объяснить причины продолжающегося роста числа пассионариев: в фазе подъёма наиболее высока внутриэтническая солидарность, поэтому девушкам в этой фазе нравятся больше всего не комедианты, а воины; и хотя пассионарий погибает первым, он, будучи самым престижным женихом, обычно успевает продолжить свой род.
2. Акматическая фаза. Фаза этнического подъёма сменяется пассионарным перегревом или акматической фазой, для которой характерен избыток пассионарности. Данная ситуация чревата взрывом. Она способна привести к религиозной войне или внутренней междоусобице, которая не разорвет страну, но может её ослабить. Поэтому в акматической фазе выгоднее всего сбросить избыточную пассионарность вовне. И не суть важно, что это будет — отвоевание чего-нибудь, завоевание чего-нибудь, колонизация. Классические примеры сброса избыточной пассионарности французов и немцев — первые Крестовые походы.
Однако в таком сбросе таится своя опасность — здесь требуется соблюсти меру и не уменьшить пассионарности этноса больше, чем это допустимо. Например, самой грозной страной Западной Европы к концу Средневековья была Испания, а испанские солдаты тогда считались лучшими (как известно, и в фазе подъёма, и в акматической фазе этнос абсолютно непобедим). Но началась эпоха Великих географических открытий, и за столетие Испания растратила энергию, превратившись из могущественной державы в третьеразрядную, так как все энергичные испанцы разъехались в колонии — во «владения испанского короля, над которыми никогда не заходит Солнце». Нечто аналогичное произошло где-то в XV в. и с литовцами.
3. Фаза надлома. Пассионарность, наконец, израсходована, и этнос вступает в третью фазу — фазу надлома. Пассионариев стало меньше, поэтому каждый из них обретает большее влияние на соплеменников. В результате, этнос довольно резко снижает внутриэтническую солидарность. Это опасная фаза. В надломе этнос сильно открыт иноземным влияниям и может повредить собственный этнокультурный вариант, собственную культуру. Именно в это время чаще всего происходят революции. Как следствие, не все этносы выходят из фазы надлома.
Например, предки греков — ахейцы из надлома не вышли. Другой пример — готы, не только самый грозный, но и самый культурный из варварских народов эпохи Великого переселения, имевший своих великих просветителей, историков. Готы основали в V–VI вв. королевства в Причерноморье, Италии, Испании, а в VIII в. исчезли со страниц истории. Они не вышли из надлома, вероятно, потому, что были подавлены захваченной ими чужой культурой — античной.
А русские находятся в надломе с начала XIX в. Сейчас мы, возможно, в конце надлома, хотя скорее всего в очень неприятном переходном периоде. И нам необходимо понять, что даром никто из надлома не вышел, что усилия по восстановлению внутриэтнической солидарности требуются ото всех. Без всякой революции немцы в XVII в. в Тридцатилетнюю войну заплатили за свой выход из надлома двумя третями жизней всех живших тогда немцев. Тем не менее оставшейся трети хватило на всё последующее, включая и нынешнюю процветающую Германию. И нам хватит, если проявим соответствующую волю!
4. Фаза инерции. Если этнос благополучно вышел из надлома, для него наступает фаза инерции, которая может продолжаться 300–400 лет. Это эпоха благоденствия, когда достигается самый высокий культурный уровень (хотя гениев уже мало) и самый высокий жизненный уровень. Именно в данный период обычно основываются империи, ибо империя — не грубый захват, а фундаментальная государственная работа, созидание. Так основали свои империи римляне, персы. Фаза инерции — самая уютная фаза, поэтому никаких усилий не жалко для сохранения этнического баланса и жизни этноса.
5. Фаза обскурации. Наконец, после фазы инерции наступает фаза обскурации (100–150 лет), когда происходит утрата внутриэтнической солидарности и распад этноса. А люди, составлявшие его, поглощаются формирующимися этносами. Нетрудно видеть, что у каждого народа более, чем один этнический предок. Так, предками русских были славяне, угро-финны и балты, а предками французов — романизированные галлы и франки. Отсюда вытекает бессмысленность постановки вопроса о расовой монолитности: каждое начало этногенеза перемешивает расово-антропологические типы. Ещё в конце XIX в. Ж. Фуллье, полемизируя с расологами школы Лебона, подробно описывает четыре антропологических типа французов и выдвигает убедительные гипотезы о времени их появления во Франции.
Гомеостаз. Однако может статься, что в результате обскурации этнос распался, появился этнический субстрат (остатки памяти, остатки самосознания), а нового витка этногенеза не началось, потому как нет подходящего этнического старта, чтобы поглотить этих людей и увлечь в состав нового народа. В таком случае этнос опять собирается и образовывает «реликт» — этнос в гомеостазе (или в стагнации).
Как же может что-то существовать после того, как распалось? Дело в том, что энергия этноса в обскурации — фактически величина отрицательная (пассионариев не осталось, зато субпассионариев хватает). Энергия же этноса в гомеостазе равна 0 (это сообщество одних гармоников, ибо последних пассионариев они лишились, а последних субпассионариев, чтоб не беспокоили, выгнали куда подальше, если не убили). А 0, как известно, больше отрицательной величины.
Гомеостаз — не фаза, это статическое состояние безвозрастного этноса. Никто не знает, сколько может просуществовать этнос в гомеостазе — возможно, долгие века, возможно, тысячелетия. Все реликты небольшие, все стремятся хотя бы к некоторой изоляции, потому что утрата изоляции равнозначна для них утрате этнического состояния. Им присуща в той или иной степени высокая культура, но это культура прошлого, культура в воспоминаниях, и они могут её только сохранять. Реликтовые народы не способны ни к какой экспансии, в т. ч. и к экспансии культурной. Вообще, они приятны для своих соседей — не нападают, не разрушают природу. В гомеостазе этнос опять возвращается к тому, с чего начал, — к единству со вмещающим его ландшафтом, потому что жить без этого уже никак не может.
Сколько сейчас этносов на земном шаре, точно неизвестно, так как не всегда удаётся провести границу между маленьким этносом и субэтносом (некоторой обособленной частью этноса). Полагают, что их от 4000 до 8000. Из них в энергетических фазах — от подъёма до обскурации — находятся в лучшем случае несколько сот, а все остальные, т. е. большинство народов, — это реликты. Они находятся в гомеостазе.
Однако не стоит думать, что они беспомощны. Реликты очень и очень могут защищаться, когда их пытаются лишить воспоминаний и вмещающего ландшафта и тем самым обречь на моментальный распад. По воле большевиков мы это почувствовали на себе в Финскую войну. Финны — очень старый народ, а стоила Финская кампания Советскому Союзу, по данным профессора И. А. Курганова (США), 400 000 жизней за крошечный клочок Карельского перешейка! Умеют реликты защищаться и во все времена умели.
***
Рекомендованная литература
Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. — М., 1981
Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. — М., 1994
Гумилев Л. Н. От Руси до России. — М., 1993
Фуллье Ж. Характер французского народа. // Революционный невроз. — М., 1998