Критяне
Великая эгейская культура (или критская, или минойская, как назвал её первый исследователь англичанин Артур Эванс) — одна из самых загадочных, а может, и самая загадочная. О ней нам известно не принципиально больше, чем об Индской культуре. Эгейская культура оставила памятники поразительно блистательной цивилизации, а мы её почти не понимаем, ибо тексты не расшифрованы, и культ, некогда послуживший основой этой культуры, нам не известен. Обычно с эгейского материала в любом учебнике начинается рассмотрение античного мира. Но эта культура — не часть античной культуры. Более того, память о ней даже у древних эллинов была мифологизирована, а через мифологические воспоминания продираться чрезвычайно сложно.
В самом деле, эллины сообщают нам, что первым талассократом, т. е. властителем морей, был критский царь Минос. В будущем можно будет говорить о талассократии финикийской, римской, византийской, венецианской, голландской, английской, а первым талассократом, создателем могущественного флота, который господствовал на Средиземном море, был Минос. Однако мы даже не знаем, конкретное ли это имя эгейского властителя, родовое ли это имя (и тогда непонятно, о каком, собственно, Миносе идет речь, — о Миносе ли I, II, V…?), или «минос» — вообще титул критского властителя. А если к этому добавить, что Минос становится в посмертии одним из трёх судий подземного царства — царства Аида (за этим скрывается какая-то мрачная почтительность к его имени, к его памяти), то проблема становится ещё запутаннее.
Кроме того, почти неоспоримо, что Минос раздваивается: Минос — это ещё и Минотавр, т. е. странное чудовище с головою быка на теле могучего человека, который жил в Лабиринте и был с помощью Ариадны побеждён основателем Афин Тесеем. Довольно убедительно это показал Роберт Грейвс — может быть, самый проникновенный исследователь греческой мифологии. И путанный миф, что Минотавр — это сын жены Миноса царицы Пасифаи от её внебрачной связи с Зевсом, ровным счетом ничего не прибавляет к информации о первом критском царе-талассократе. Да и потом это общее место — у Зевса с кем только ни было внебрачных связей! Причём вид у него, вероятно, был пугающий, иначе зачем бы он каждый раз принимал чей-нибудь облик? В случае с Пасифаей это был бык.
А ещё «лабиринт» — слово, вошедшее во все европейские языки, включая русский. В минойских дворцах на Крите едва ли можно было заблудиться до смерти, не имея нити Ариадны, но они действительно производят впечатление лабиринта. Это странное хаотическое сплетение пространства комнат, залов, переходов, лестниц, видовых колодцев алогично на взгляд любого индоевропейца — потомка арьев, привыкшего к более чёткой и логичной архитектонике. Слово «лабиринт» происходит от эгейского «лабрис», означавшего обоюдоострую секиру. Каково было культовое значение лабрисов, неизвестно, но их изображений, как и их самих сохранилась масса. На Крите в превосходнейшем Археологическом музее Ираклиона можно видеть и огромные с почти метровым лезвием бронзовые лабрисы, и совсем крошечные золотые. Мы не знаем, носили ли их как амулеты-обереги, или они были просто священным символом. Вероятно, это понимали те предки эллинов, к которым восходит миф о Тесее и Минотавре, создавая рассказ о Лабиринте, однако нам вряд ли когда-нибудь удастся добраться до истоков их мифа.
Совершенно загадочным остаётся культ критян, хотя о нём кое-что известно, благодаря изображениям, и чуть меньше, благодаря рассказам тех же позднейших эллинов — позднейших, ибо эгейская культура окончательно угасла к XIII в. до Р. Х., а то, что писали античные историки и даже систематизаторы античных мифов, восходит в лучшем случае к VI в. до н. э., и, таким образом, разрыв в информации составляет семь веков (т. н. «Тёмные века»).
Видимо, культовое значение имели странные критские игры с быком, запечатленные на фресках и в фрагментах вазописи. Игры эти серьёзнее и опаснее испанской corrida de toros. Они включали прыжки участвующих в них юношей и девиц через голову несущегося быка, чьи рога на фресках выглядят вполне убедительно. Не ясно, когда и при каких обстоятельствах был завезен на Крит бык и когда он стал принадлежностью культовых плясок. Для этого требуется какое-то время, а его не так уж много — это должно было произойти в первые века II тысячелетия до н. э. В силу этого нужно либо отказаться от представления, что одомашнивание коровы — индоевропейское достижение; либо признать (существует и такая версия, правда, не очень убедительная), что критяне были индоевропейцами.
Интересную версию по поводу игр с быком выдвинул советский писатель-фантаст Иван Ефремов в своём романе «На краю Ойкумены», действие которого происходит примерно в X в. до н. э., т. е. в раннеэллинском предполисном мире, когда эллины жили ещё родственными сообществами — фратриями (дословно, братствами). Герой романа Пандион попадает на Крит, где ему удаётся подсмотреть священные игры с быком, хотя уже и не в ритуальном зале Кносского дворца, а на поляне. Ефремов пытается объяснить их вызовом, который человек бросает грубой силе. Он видит в этих играх торжество человеческого «я», человеческой ловкости, силы, отваги над грубой силой быка.
Точно так же и для эллина, согласно греческой мифологии, имеющей во многих пластах эгейский подтекст, проявление героизма — совершенно нормальное состояние. Греческий герой, в основном, занимается тем, что сокрушает чудовищ. Чудовища хтоничны, они — порождение Земли. Геракл, совершая подвиги, борется то с лернейской гидрой, то с птицами стимфальскими. Все они — хтонические чудовищами, грубые и омерзительные, хуже варвара. Аполлон, который, с нашей точки зрения, безнравственно жестоко карает Марсия, сдирая с него живьем кожу, на самом деле выступает как начало культуры против начала варварства — ведь этот грубейший силен Марсий вздумал тягаться в музыкальном соревновании с самим Аполлоном! Т. е. культура, в т. ч. и культура духа, и культура тела, побеждает дикую хтоническую силу.
Первые следы пребывания человека на Крите относятся примерно к VI тысячелетию до Р. Х. Даже при современной периодизации человек, действительно, в это время существовал. Более того, на Кипре, расположенном относительно близко от Крита, в это время уже существовала протогородская культура. Тем не менее, на Крите ничего подобного не образовалось. В любом случае те, кто жил тогда на Крите, кем бы они ни были, не были предками греков и, видимо, не были также предками критян. Не исключено, что на Крите произошло зарождение этноса (начало этногенеза), и критяне — автохтоны, т. е. уроженцы Крита. Однако большинство учёных полагает, вслед за А. Эвансом, что критяне (или эгейцы, или минойцы) на Крит пришли, но никакая прародина их даже гипотетически не устанавливается.
Следующая заметная дата на 3000 лет ближе к нам. Где-то около 3000 лет до н. э. появляются первые бронзовые вещи. На Крите, который продолжал быть связан с материковой Элладой, начали выплавлять бронзу.
А около 2900 лет до Р. Х. впервые в мировой истории появляются надписи, записанные пиктографическим письмом. Пиктограмма близка к иероглифике, только ещё более проста — это надписи-рисунки. Потом возникнет ещё два варианта начертания пиктографического письма. Близкими, но несколько отличными будут пиктограммы кикладской культуры. Скорее всего Кикладские острова в южной части Эгейского моря были критской провинцией. Весьма близким критскому будет и кипрское пиктографическое письмо. Сказанное свидетельствует, что критская культура охватывала несколько стран и включала в себя, как минимум, три культуры, возможно, разных народов или по крайней мере разных субэтносов, живших тогда на Крите, на Кикладах и на Кипре. Поэтому она имеет право называться великой культурой, культурно-историческим типом.
Однако лишь тысячелетием позже — около 1900 г. до н. э. — на Крите начинается строительство дворцов (лабиринтов), затем неоднократно перестраивавшихся. В археологии это называется первой дворцовой эпохой, а вообще археологи различают в искусстве Крита ранний и поздний протодворцовые стили, а потом первый, второй и третий дворцовые. На Крите известно четыре дворцовых ансамбля, причём два из них сохранились очень плохо (один просто был смыт приливной волной высотой в несколько десятков метров во время катастрофы, о которой мы ещё будем говорить). Лучше сохранился Фестский дворец в глубине острова в окружённой горами просторной долине. Но наиболее хорошо сохранился Кносский — тот, который первым раскопал А. Эванс.
Правда, интереснее изучать Фест, потому что Эванс работал в Кноссе, как слон в посудной лавке. До дрожи помешанный на Крите, он всячески стремился популяризовать эту культуру, а кроме того, нуждался в деньгах для продолжения раскопок (он истратил на исследования Кносса все свои сбережения, и ему требовались попечители). Поэтому он возил с Крита на выставки в Европу фрески, снятые с Кносского дворца, весьма смело их дорисовывая, что не видно по книжным репродукциям, но видно на самих фресках в Археологическом музее Ираклиона. Другой пример: он находил на раскопе дворца колонну и ставил рядом с ней ещё три, создавая тем самым некое законченное пространство. В Кноссе довольно многое построено Эвансом, так что можно считать, что последний дворцовый период в истории Крита — эвансовский! И, тем не менее, этот выдающийся ученый заслуживает глубокого почтения.
Почему же критяне приступают к строительству дворцов лишь спустя тысячелетие после появления у них письменности? Означает ли это, что критяне — автохтоны, и тысяча лет ушла у них на создание великой критской цивилизации? Подобное предположение возможно, но тогда они погибли, уже закончив свою историю, тогда фазы этногенеза ими были уже пройдены к моменту катастрофы, погубившей Крит.
Но здесь тоже возникает небольшое противоречие. Эллины рассказывают о значительных морских экспедициях этого времени. В частности, есть указание (не бесспорное), что Крит был разрушен в результате катастрофы, но критский флот погиб не в ней, а был разгромлен сиракузянами на Сицилии, куда совершал экспедицию, может быть, потому, что был лишен своей тыловой базы — собственной родины. Скорее всего, это неправда, и никаких Сиракуз в помине не было так давно — в XV в. до н. э. Но что-то всегда за мифом стоит. Создается впечатление гибели великой могущественной державы, а не усталого старого народа. Да и потом что-то уж больно заметен на Крите культурный и цивилизационный скачок на рубеже XX–XIX вв. до н. э.! И, кстати, происходит он именно тогда, когда начинается Великое арийское переселение.
Уместно предположить, что ранние пиктограммы принадлежат не тем эгейцам, которые стали талассократами, дедалами и созидателями дворцов, а их предшественникам — неким протоэгейцам. Тогда начало этногенеза собственно эгейцев должно приходиться где-то на последние века III тысячелетия до н. э. Это похоже на истину, ибо история показывает, что великую цивилизацию, как правило, начинают строить не в фазе этнического подъёма, а самое раннее — в акматической фазе, а то и позже — в надломе. В таком случае эгейцы, столкнувшись с переселяющимися арьями, вполне могли выдержать их натиск, будучи ещё очень энергичным народом, и позаимствовать кое-что от арийцев (прежде всего, приведённых ими с собой коров). Арийские народы совершали своё переселение в фазе подъёма, а критяне могли быть на фазу старше — уже в перегреве, или даже их однофазниками. Однако ясности в этом вопросе нет.
Около 2000 лет до н. э., т. е. приблизительно в то же время, когда начинают сооружаться дворцы, а может, чуть раньше, появляется «линейное слоговое письмо А», на котором записаны минойские тексты и которое существовало до середины XV в. до н. э., т. е. до конца минойской цивилизации. В изучении и использовании слоговое письмо сложнее алфавитного, но проще иероглифики. Сейчас им, хотя и с иероглифическими знаками, пользуются японцы. В отличие от китайцев, у японцев, строго говоря, не иероглифическая письменность, а слоговая (они записывают иероглифами слоги).
«Линейному слоговому письму А» предшествует пиктографический курсив, т. е. некое упрощённое пиктографическое письмо (критяне постепенно совершенствовали письмо). С появлением слогового письма пиктографический курсив исчезает (что естественно, ибо слоговое письмо удобнее), но интересно, что по-прежнему сохраняется куда более сложное старое пиктографическое письмо (минойская иероглифика). Это доказывает, что его либо использовали, как сакральное письмо, и сохраняли в ритуалах (а в обиходе писали слоговом письмом); либо сохраняли и изучали по той же причине, по какой нововавилонские или позднеассирийские писцы высокой квалификации изучали давно уже мёртвый шумерский язык, — как классику (как в хорошем университете позднее будут изучать латынь), как культурную традицию. В любом случае эгейцы рисуются ревностными носителями очень древней традиции. Они были настоящими традиционалистами, что скорее всего означает, что они были людьми глубоко религиозными. А о том, насколько мало, к сожалению, мы понимаем в их религии, свидетельствует следующее.
В середине 1970-х гг. в Москве выходит книга-альбом «Эгейский мир» примерно с таким резюме: «Судя по всему, на Крите мы имеем дело с редким проявлением чисто светской культуры, в которой религиозная составляющая не была заметной». А в самом конце 1970-х гг. выходит трехтомник «История Древнего мира», где в крошечной главке, касающейся эгейского мира, авторы пишут, что великолепные дворцы на Крите, видимо, представляли собой храмовые ансамбли, а цари, окруженные изящными дамами и кавалерами, совершали жертвоприношения, и что все это — религиозные церемонии. Так, с интервалом в несколько лет появляются две взаимоисключающие, диаметрально противоположные версии, причём обе высказаны историками, пусть даже не специалистами по эгейской цивилизации.
Надо сказать, живописцами критяне были блистательными. Критская живопись с египетской связана, если не генетически, то, уж, на уровне влияний, безусловно (влияния шли из долины Нила). Критские живописцы так же легко передавали движение, как и египтяне. У критян прекрасно получалась поза, что вообще умели ещё только египтяне — у прочих народов в те времена живописи либо совсем нет, либо она чрезвычайно примитивна. Критяне так же, как и египтяне, на профильном изображении писали глаз человеческий анфас.
Однако критская живопись иная, нежели египетская. В ней больше настроения. Правда, египетскую живопись, хоть она и древняя, мы понимаем (мы читаем тексты; существуют великолепные исследования, в т. ч. в блистательной русской египтологии, по религии и выходе её в культуру Древнего Египта), а критскую — нет. Мы смотрим на критские фрески, на критскую вазопись, как на изображения, не имеющие семантики, несущие только эстетическую нагрузку. Возможно, именно поэтому в ней ощущается невероятное обаяние. Рыбки, кораблики, встречающиеся в полете ласточки — от их изображений невозможно оторваться! Известная фреска с изображением очень кокетливой критской дамы получила название «Парижанка», и в этом есть смысл, это — не прихоть искусствоведа.
Никакой импрессионистичности в египетской живописи нет, а в критской — есть (ни в античном мире, ни в средневековом этого уже не будет). Живопись второй раз в истории человечества после Позднего палеолита (скажем, найденных А. Лотом фресок Тассилин-Аджера) достигает уровня импрессионистичности, а третий раз это случится уже только в XIX в. н. э. Критянам было под силу передать впечатление момента.
Но если живопись критян восхищает, то их архитектура просто потрясает. Она, как уже говорилась, несколько неправильна для европейского глаза и кажется хаотичной. Однако внимательно рассматривая план Кносского дворца, начинаешь чувствовать, что организация пространства подчинена ритму, и ритм этот сложный. Это не хаотическая, а гораздо более сложная ритмическая организация пространства, чем логичная у последующих греков, римлян и других народов. Критская архитектура настолько же сложнее позднейшей европейской архитектуры, насколько иероглифическое письмо сложнее алфавитного. И она хранит больше информации, чем европейская.
Кносский дворец, кстати, был местами четырёхэтажным тогда, когда даже великий Вавилон был одноэтажным. Более того, на о. Санторин раскопаны сейчас трёхэтажные частные дома горожан, украшенные фресками, с водопроводом и канализацией. Не удивительно, что эллины потом воспринимали время критян как Золотой век. Они всего того, что умели критяне, не умели и не научились этому за всю свою историю.
Следует отметить ещё одну характерную черту критских дворцов. Они необычайно интересны и с точки зрения постоянного контраста освещения: идучи по Кносскому дворцу, вы из полутёмных (причём продуманно полутёмных!) залов, в т. ч. и расписанных, неожиданно попадаете в залитое солнцем пространство — в световой колодец или во внутренний дворик. Подобные развороты подталкивали критских художников додуматься до импрессионистичности. Сама архитектура в интерьере диктовала художникам, что они в разных освещениях смотрят одно и то же пространство. Изменение освещения в течение дня во дворцах особенно заметно.
Критяне делали поразительные вещи. Например, колонна в мире известна, Бог знает, сколько тысячелетий. Каких только колонн ни создавали люди! Настоящие «ордерные» колонны почти все созданы греками. Они — создатели трёх дошедших до нас ордеров — дорического, ионического и коринфского. Был ещё четвертый, сохранившийся одним-единственным памятником, — эолийский. Ещё один ордер — тосканский — добавили этруски. Потом во времена Римской империи образовали наиболее богато украшенный смешанный (или композитный) ордер — колонна с капителями наверху и с базами, на которых она стоит. Есть колонны изящные, колонны с энтазисом — упругим утолщением на трети от основания. Это нормальная эллинская колонна, но так эллины делали не везде. В глухой провинции они этого не чувствовали и рубили, как получится, — никакого энтазиса там нет. Тем не менее, все колонны сужаются от базы к капители! Только в очень примитивных строениях они одинаковы по всей длине (это грубые колонны, почти столбы). Очень красивые колонны создавались также в Египте, в Индии (с их папирусообразными и лотосообразными капителями).
Но лишь критяне строили колонны, расширяющиеся кверху, как бы бросая вызов закону всемирного тяготения. Когда колонна расширяется кверху, вы не будете читать архитектуру по стоечно-балочной логике сверху вниз. Наоборот, эта архитектура выплёскивается ниоткуда, как фонтан! Колонны эти часто были чёрными или красными с чёрными массивными капителями наверху. В этих колоннах так же, как и в ритуальных играх с быком, ощущается странный вызов!
В Археологическом музее Ираклиона прекрасна вся керамика, не только вазы, но опять-таки все они остались неповторимыми. Они все расписные, и при этом никакой орнаментики, никакой геометризации. Критяне любили изображать рыб, птиц, растения. Игрушки критян (скажем, глиняный двухэтажный игрушечный домик или девочка на качелях) таковы, что и современный ребёнок не откажется в них играть.
Критяне умели делать то, чего не умел делать никто, например, бронзовые эгейские клинки. Видимо, бронза у них была очень хорошая. Сейчас, естественно, эти клинки патинированы, они почти чёрного цвета, но сохраняют идеально ровную некоррозированную поверхность. По форме они узкие и более чем метровой длины, почти шпаги. Ни один народ не умел делать таких клинков, пока не появилась сталь.
Критяне были великими инженерами-механиками. На Крите, как известно, жил Дедал, коему приписывается невероятное число изобретений. Вряд ли один человек мог быть их автором. Скорее, слово «дедал» у критян означало «инженер» или «учёный муж», и все критские инженеры-механики были по сословной принадлежности, по должности или по образу жизни «дедалами». В частности, «дедалы» строили маяки и, возможно, не хуже Фаросского эллинистического, а что касается мира античного, то он не умел этого в течение многих столетий. И «дедалы» летали. Миф об Икаре — причудливая и легендарная передача подлинного исторического материала. Кстати, горный Крит идеально подходит для безмоторных летательных аппаратов — планёров. После критян научились летать только люди Нового времени.
Критяне были великими военными инженерами-строителями. Они блестяще строили городские инженерные укрепления, но не у себя дома (критские поселения эгейского периода не укреплены, что по тем временам было крайней редкостью и объяснялось полным господством критян на море), а в Микенах, Тиринфе, Пилосе, Орхомене. Постройки эти, выполненные из 8–9-тонных каменных блоков (камень был местный), позднее были названы киклопическими или циклопическими, ибо представить себе, что их когда-то построили люди, эллины не могли. В их понимании это могли быть только киклопы! Несомненно, чтобы передвигать с места на место такие глыбы, имея в качестве движителя лишь мускульную энергию, надо быть очень хорошим инженером, способным создать сложную систему блоков и рычагов. Причём в ахейском мире не было большого числа рабов, и для такой постройки критяне просто не могли собрать невероятные толпы народа. Римляне потом умели многое, но эгейцы все это умели на 2000 лет раньше! Есть также гипотеза, что совершенные мегалитические постройки в Западной Европе (в т. ч. и знаменитый английский «Stone Henge») по заказу местных жрецов неизвестных нам народов строили приглашенные минойские «дедалы».
Критяне, как было сказано, достигли талассократии, оказав этим великую услугу человечеству — они не допустили монопольного господства на море ханаанеян (предшественников и предков финикийцев), а когда сами ушли из истории, на моря уже выходили ахейцы, а затем эллины и этруски. В то время движителем боевого корабля являлась мускульная сила. Её совершенствование было возможно, но оно не могло дать принципиального преимущества. Непомерной длины корабль сделать нельзя — он будет слишком легко ломаться. Поэтому резко увеличить число гребцов, тем самым увеличив скорость корабля, невозможно. Кроме того, чем больше число вёсел, тем сложнее добиться слаженного ритмичного гребка.
Таким образом, есть все основания полагать, что преимущество критянам дала совершенная гидродинамика их кораблей. Это правдоподобная гипотеза, хотя у нас нет хорошо сохранившегося критского корабля, который бы подтвердил её. Однако сделали же скандинавы гидродинамический рывок, лёгший в основу морского превосходства викингов в IX в. н. э.! По всей вероятности, нечто подобное произошло и в начале II тысячелетия до н. э. на Крите. Вообще, корабль критян производил устрашающее впечатление — кому угодно стало бы не по себе, если бы на него нёсся легкий корабль с воинами на навесной палубе, с человеческими глазами, нарисованными на его носу (впоследствии это скопируют эллины) и с ветвящимися рогами, укрепленными на форштевне. Кстати, корабль критян обладал колоссальным превосходством в бою ещё и потому, что имел одинаковые переднюю и заднюю оконечности, а следовательно, мог, не разворачиваясь, в любой момент сменить передний ход на задний.
Критяне были также великолепными врачами. Именно они изобрели противозачаточные средства. Античный мир этого не знал, а в Новое время их изобрели вновь.
Таков был этот поразительный мир. И мир этот погиб между 1470–1450 гг. до н. э. — столь точно датируется самое крупное извержение вулкана, которое произошло за время существования человека. Собственно, это было не просто извержение вулкана, а нечто гораздо худшее — взрыв. Кстати, тогда этот вулкан, по сведениям геологов, взорвался уже вторично, а впервые он взорвался на 18 000 лет ранее, когда человека ещё не было.
Произошел взрыв на одном из Кикладских островов — вулканическом острове Фера (он же — Тира, а ныне — Санторин). И великолепный город, располагавшийся на нём близ нынешнего греческого селения Акротири, с трёхэтажными частными домами с прекрасными фресками внутри и канализацией, который многие теперь считают центром эгейской цивилизации и прообразом платоновой Атлантиды, прекратил своё существование. Этот город был найден лишь после Второй мировой войны. Та его часть, которая уже вскрыта, находилась под 6-метровым слоем пемзы, а центральная часть города, видимо, лежит под 25–30-метровым слоем. На дальнейшие очень дорогостоящие раскопки сейчас средств нет. Но даже то, что раскопано, оставляет впечатление неизгладимое.
Пепел тогда сыпался даже в Ирландии. Остров Крит был засыпан горячим пеплом, причём местами его слой достигал 40 см, и вся растительность погибла. Правда, впоследствии земля Крита и Санторина стала сказочно плодородной, и там сейчас великолепные виноградники. Но тогда в этой чудовищной катастрофе цивилизация, просуществовавшая не более пяти веков, погибла и уже никогда не смогла возродиться.
Ахейцы
Однако критские дворцы были восстановлены людьми, которые пользовались «линейным слоговым письмом В». Это письмо появилось около 1500 лет до н. э., и его мы умеем читать. Оно впервые расшифровано и, надо заметить, неубедительно, английским ученым М. Вентрисом в 1952 г., но ключ им был найден. Вентрис предложил некие принципы дешифровки, пользуясь которыми сумел расшифровать ряд текстов, а позднее с рядом текстов не справился. Но во всяком случае ясно, что «линейное слоговое письмо B» — это язык, относящийся к индоевропейской группе, и он поддаётся дешифровке. Находок с этим письмом много и на материковой Элладе. Это лишнее свидетельство тому, что критяне не были индоевропейцами. «Линейным слоговым письмом B», переняв его у эгейцев (своих учителей), писали ахейцы.
Ахейцы и пришли на Крит на смену критянам. Расположились они частично даже в разрушенных дворцах (в Кноссе во всяком случае они жили). Но ахейцы жили совсем по-другому. Это народ Великого арийского переселения, сильный, крепкий, сословный, аристократический. Их жилища абсолютно не похожи на минойские. На смену лабиринту критян пришел ахейский мегарон — логичнейшее строение! Им, например, они заменили небольшой лабиринт на миниатюрной минойской вилле Агиа Триада. (На Крите вообще встречаются следы перестроек ахейского времени.) План мегарона таков: в главный зал — основу мегарона — выходят и жилые помещения, и хозяйственные, находящиеся в торце здания. И те, и другие более-менее равновелики (не симметричны, конечно, но соразмерны) и ориентированы на главный зал. Собственно, «симметрично» по-гречески и означает «соразмерно». Мегароны были с земляным утрамбованным полом, в центре размещался очаг, над очагом — дыра, а по периметру мегарона — потолок. Росписи были куда грубее критских, в них много геометризма. Ахейцы строили логичные большие жилища. Например, в Микенах очень большой дворец, но он не производит столь потрясающего впечатления, как Кносский.
Ахейцы — не греки, а их предки, что очевидно из великих поэм Гомера. Ни в «Илиаде», ни в «Одиссее» нет ни одного упоминания этнонима «эллин». Этого слова просто ещё не было. Гомер писал о предках эллинов, а не о самих эллинах. Кстати, и ахейцы — несколько условное название. Под ахейцами я имею в виду не эллинов, а всех протоэллинов, не разделяя их на ахейскую, ионийскую и дорийскую волны, тем более, что о дорийцах почти ничего не написано, а об ахейцах написаны великие поэмы Гомера.
Ахейский этнос родился в начале II тысячелетия до н. э. Как известно, ахейцы не только расселились на Крите. Они победили Трою и создали героический эпос. Они и вправду были очень воинственным и храбрым народом. Между прочим, способы ведения войны позднейших эллинов (греков) и ахейцев кардинально различались. У греков это способ полисный, в него заложена логика полисной организации. Фаланга представляла собой совокупность граждан полиса, плечом к плечу, одной стеной, загородившись щитами, с копьями в руках, марширующих под флейту.
Совершенно не так воевали гомеровские ахейцы — народ с очень развитой аристократией, которая была, видимо, сильнее и царской власти, и собрания всех свободнорождённых, т. е. демократии. (Аристократический уклад у ахейцев впоследствии переняли греки.) В бою вперёд с громыханием на колеснице устремлялся царь (басилей). За ним, громыхая тяжёлыми доспехами, частью на колесницах, частью пешком мчались грозные воины-аристократы, стремясь несильно отстать от царя, потому что это считалось абсолютно неприличным. А уже потом двигались простые воины, вооружённые кое-как, уже без защитных доспехов, которые сражались копьями и камнями, выбирая себе подобных. Аристократы сражались с аристократами, демократы — с демократами, ибо под руку бронзовому гиганту — воину-аристократу демократу лучше было не подворачиваться. Воины-аристократы даже назывались своеобразно: «промахой» — «сражающиеся впереди». В нашей литературе «Афина-промаха» (наименование статуи Афины на открытой площадке рядом с афинским акрополем Парфеноном) переводится, как «Афина-воительница». А на самом деле «Афина-промаха» — это «Афина, сражающаяся впереди», что и являлось как раз символом могущества афинян.
Что же произошло с ахейским миром? Чем можно объяснить его угасание? Учёные давно отметили (например, А. Боннар в «Греческой цивилизации»), что между ахейцами времён Троянской войны и ахейцами — современниками Гомера чувствуется огромная разница. Ахейский мир постепенно беднеет, деградирует, утрачивает цивилизацию. Это подтверждают археологические данные. Это видно и у Гомера, который принадлежал к великой поэтической традиции.
(Между прочим, традиция устной исторической поэзии и уважительное отношение к певцам сохраняется пару витков этногенеза у всех арийских народов. Это, например, традиция бардов у шотландцев, ирландцев, континентальных кельтов; скальдическая традиция у германских певцов; наконец, наша традиция, к сожалению, дошедшая только в одном, зато великом памятнике — «Слове о полку Игореве», памятнике позднем, на закате традиции.)
Гомер с годами становился всё моложе и моложе, и сегодня его относят уже к VIII в. до н. э. Но я не доверяю этим данным, ибо в VIII в. он был бы греком и писал бы о греках. Куда убедительнее более старая датировка — в XIX в. Гомера считали автором X в. до н. э. Гомер описывал тех ахейцев, которые взяли Трою, но бытовые реалии он — человек Тёмных веков — брал у своих современников.
В поэмах Гомера одни части до крайности не соответствуют другим. Так, величественный список ахейских кораблей совершенно не соответствует описанию одиссеева дома с земляным утоптанным полом и громадным коптящим очагом посреди мегарона. Точно так же исторический Одиссей был, конечно, мелким правителем, но всё-таки едва ли знал сам, сколько у него пифосов с зерном и амфор с маслом, а гомеровский Одиссей знает это точно (чем напоминает персонажа романа В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз» — очень мелкого русского помещика XVIII в., почти однодворца). Реальная царская дочь Навзикая в XIII в. до н. э., наверное, имела самые простецкие патриархальные отношения не только с подругами, но и с рабынями, но всё же вряд ли сама полоскала бельё. А именно так описана их встреча с Одиссеем у Гомера, и для Навзикаи Гомера это было уже нормально.
Но почему закат для ахейцев наступил так рано? Ведь этногенез ахейцев начался где-то в XIX в. до н. э. Откуда такой глубокий упадок уже в XI в. до н. э.? Это всего лишь фаза надлома!
Грубыми варварами ахейцы не были, хотя были значительно грубее критян. Они переняли у критян письменность, уже делали керамику, научились строить корабли, в конце концов, у них были великолепные крепости, которые им построили критяне. В ахейском укладе аристократическое начало доминировало над слабой демократией и слабой царской властью — не такой уж плохой мир! Однако ахейцы ДАРОМ получили слишком много ЧУЖОЙ цивилизации; культуры гораздо меньше (очень многое в ней было им непонятно); а культ у них был другой. В результате, это убило собственный потенциал ахейцев — они перестали создавать свою цивилизацию и просто одичали. Такое в истории случалось.
Например, самым победоносным, самым прославленным народом эпохи Великого переселения IV–VII вв. н. э. были, несомненно, готы. У них был свой великий просветитель епископ Ульфила, который перевёл на готский язык Библию. У них был свой великолепный историк Иордан. Они — потрясатели Вселенной, властители Италии, основатели королевств в Испании и в Таврии. Однако с VIII в. упоминания о готах исчезают. Они не вышли из фазы надлома, и не варварство (они были наименее варварскими из всех варварских народов), а пламенная любовь к античному наследию того же Теодориха Великого погубила готов. Они подобрали всё чужое и разучились создавать своё. В результате, не стало готской культуры, а вскоре после этого и самих готов.
Другой пример менее трагичный, но очень показательный. Вначале мусульмане несколько веков мечтали о Св. Софии в Константинополе — великом творении Исидора и Анфимия, — а дорвавшись до неё, тут же начали тиражировать. Христианский мир был умнее: понимая уникальность Св. Софии, ни один христианский народ не запустил её в тираж. Турки же запустили, и на холмах Стамбула теперь стоит масса чудовищно безвкусных храмов!
Печально заканчиваются попытки жить чужой жизнью, даже если это жизнь Золотого века. Это самое серьёзное предостережение и нам. Мы стремимся сейчас перенять всё, чем владеет современный западный мир. А стоило бы вспомнить об ахейцах — народе, который был раздавлен чужой высокой цивилизацией и для которого обскурацией стал надлом!
***
Рекомендованная литература
Бартонек А. Златообильные Микены. — М., 1991
Кравчук А. Троянская война. — М., 1991
Махнач В. Л. Как забывают Золотой век. — «Урания», 1997, № 3