Данная глава в нарушение принципа построения всего курса одновременно рассматривает начальные этапы двух весьма своеобразных великих культур — индийской и иранской. К этому можно добавить, что религиозная система буддизма, оставив немалый след в Индии, окажется необычайно плодотворной и в дальневосточной великой культуре, в истории которой будут и буддийские периоды, и буддийские регионы (Корея). Наконец, в XIII–XIV вв. сложится самостоятельная культура северного буддизма. Но избежать подобного построения нельзя, ибо у древних иранцев и у индоарьев не только общие корни, но и несколько веков совместной жизни на Иранском нагорье.
Древнейшими памятниками индийской литературы являются «Веды». «Веда» на санскрите — «знание» (оттуда слова «ведать», «ведьма» и пр.). Первая половина I тысячелетия до н. э. называется в науке «ведическим периодом». Считается, что санхиты (мифологические части «Вед»), из которых древнейшая санхита — «Ригведа», созданы в XI–IX вв. до н. э., объяснение ритуала «Брахманы» — в VIII–VII в. до н. э., а религиозно-философские толкования «Араньяки» и «Упанишады» — ещё позже, примерно в середине I тысячелетия до н. э. Я не собираюсь оспаривать принятых датировок, однако надлежит знать, что письменность в Индии сложилась позже, и эти тексты записаны в основном или целиком значительно позже — не ранее III в. до н. э. Это означает очень многое.
В VI в. до н. э. прошла грандиозная религиозная реформа — родился буддизм. За этим последовал период буддийской государственности — впервые была создана единая Индийская держава — империя Маурьев. В III в. до н. э. началась антибуддийская реакция, и буддисты, в основном, оказались вытеснены на периферию Индостана (в Индии их сейчас почти нет). Однако к восстановлению древней ведической религии это не привело. Да, жреческое сословие брахманов вернуло своё положение, но религия стала другой. Это ныне существующая религиозная система — индуизм. В индуизме, по сравнению с ведическим периодом, изменилось очень и очень многое, в т. ч. космогонические представления (представления о строении мира), представления о верховных божествах, да и вообще пантеон богов выглядит по-иному.
Таким образом, с одной стороны, у нас вроде бы есть тексты ведической религии, а с другой — все они дошли до нас уже в записи иной религиозной системы и, следовательно, не могли не подвергнуться сильному искажению. Кроме того, следует помнить, что текст, живущий в устной традиции, непрестанно видоизменяется. Любому филологу или историку ясна невозможность сохранения текста в устной передаче неизменным. Поэтому нередко встречающееся утверждение, будто эзотерическая традиция существует непрерывно, живёт из поколения в поколение, а тексты сохраняются неизменными, несмотря на смену великих религий, ложно. Практически каждая экзотерическая система (система, основанная на письменном тексте) имеет и свою эзотерику (устную традицию). Но ведущей является не эзотерическая система, а экзотерическая, ибо книга — это неизменный текст. Таковы сложности, возникающие при изучении Индии.
С Ираном происходит нечто подобное. Древнее собрание священных текстов Ирана называется «Авеста» (от того же корня «ведать»). Казалось бы, Иран буддизмом не затронут, новая религия «индуизм» там не появилась. Однако всё не так просто. По-видимому, в VII в. до н. э. в Арьошайане жил великий реформатор Заратуштра (так его имя звучит по-персидски, а по-гречески оно произносится «Зороастр», откуда и название учения «зороастризм»), который подверг «Авесту» столь серьёзной ревизии, что ряд светлых божеств превратились у него в злых демонов. А древнейшие части дошедшей до нас «Авесты» — это «Гаты» («Проповеди») Заратуштры и «Яшты» (зороастрийский комментарий к «Гатам»), и ничего дозороастрийского! Т. е. вновь деятельность великого религиозного реформатора затеняет более древний период.
Итак, у нас много источников, но все они вызывают разночтения по названным причинам, хотя сравнительное их изучение возможно, чем и занимаются все учёные.
В Индии было два рода светлых богов — девы и асуры. Первенствующие боги, более близкие людям в эпоху Великого арийского переселения, — это девы. Заметим, что корень слова «дев» — индоевропейский. От того же корня в латинском языке слова «deus» («бог»), «divinus» («божественный»), в русском — «див», упоминаемый в «Слове о полку Игореве» (но это, скорее, уже «бес»), а также «диво», «дивный». Девам пелись основные гимны, о них повествовали основные части «Вед», им совершались жертвоприношения, прежде всего сомой — священным напитком (иранцы его тоже знали). Сому, обладавшую странным пьянящим действием, употребляли и по праздникам. Строго говоря, сейчас её никто приготовлять не умеет, но, судя по описаниям, без мухоморов там не обходилось, а мухомор, как известно, — галлюциноген. Верховная божественная триада связана с огнём, что указывает наиболее вероятно на скрытое единобожие и даже на некоторое очень смутное представление о троичности божества. Т. н. главные боги — это Индра (раджа богов, громовержец и воитель), Сурья (бог солнца, враг мрака, холода и, следовательно, покровитель цивилизации и противник дикости) и Агни (бог огня, а также хранитель домашнего очага и посредник между богами и людьми).
Другие боги — асуры — считались светлыми, но более далёкими от человека. Среди них самыми заметными были Варуна — бог неба и Митра — бог договора. (К Митре мы ещё обратимся позднее при разборе античного материала, у митраизма большое будущее). Девы были несколько предпочтительнее асуров. Но позднейший индуизм эволюционировал в направлении почитания девов, всё менее обращая внимание на асуров.
Что же касается иранцев, то Заратуштра повёл их по принципиально иному пути. Даты жизни Заратуштры точно неизвестны. Предполагается, что он жил между X и началом VI вв. до н. э., а большинство учёных считает, что он жил в VII в. до н. э., и, таким образом, его реформы вписываются в «осевое время» К. Ясперса. Базируется это мнение на том, что от Заратуштры до Искандера Двурогого (Александра Македонского) проходит десять поколений. Вся будущая персидская традиция (шире — иранская), включая имперскую, тесно связана с учением Заратуштры.
Следует отметить, что прочное место в мифологии, в т. ч. в рассказах о происхождении иранской государственности, занимает также государство Арьошайана, которое располагалось на Тедженском пути и возникло раньше появления там Заратуштры. Основателем этого государства считался Кавата (оттуда священное имя Кави), а спас его от злодейства и злых духов простой кузнец по имени Кава (оттуда царские имена, типа Кавад). И во всей позднейшей иранской традиции кожаный фартук кузнеца считался одним из священных знамен иранского войска, а кузнец всегда присутствовал в сословном совете при шахе, даже тогда, когда последний стал шаханшахом (царём царей).
Согласно реформам великого Заратуштры, дэвы оказались существами злобными, отречёнными, поклонению не подлежащими. А относительно ахуров Заратуштра утверждал, что почитать следует, в основном, единого и единственного бога — могущественного и величайшего ахуру, т. е. Ахурамазду (или Мазду Ахуру), но он не возражал, чтобы все остальные ахуры считались его свитой. Это единственное послабление великого религиозного реформатора иранской традиции — он сохранил за иранцами право почитать Митру (бога договора), считая это полезным, и Анахиту (покровительницу семьи, любви, деторождения и т. п.), которую слишком любили все иранцы. Любил её и весь иранский Восток, причём настолько, что имя это сохраняется в тамошних традициях и поныне (например, излюбленнейшее женское армянское имя Анаит — это Анахита).
Зороастризм — почти строгое единобожие. Из т. н. языческих религий зороастризм наиболее близок к монотеизму. В общем, зороастрийцы так всегда и думали и так относились к другим единобожникам. Например, древних евреев из вавилонского плена отпустил Кир Великий (персидский царь, ставший первым иранским императором — царём царей), сочтя их в какой-то степени своими — хотя и глубокими провинциалами, но почитающими всё-таки единого Бога. Со своей стороны, победоносный ислам причислил к людям Книги не только иудеев и христиан (что понятно, ибо они связаны с мусульманами Библией, авраамической традицией), но и зороастрийцев. Тем самым на них, в отличие от язычников, священная война на уничтожение (джихад) не распространялась.
Зороастризм не монотеистичен лишь в одном: он последовательно дуалистичен. Для зороастрийцев зло автономно и изначально. Они полагают, что на протяжении всей истории в мире действуют две силы: Ахурамазда являет собой свет и добро, а Ангхро-Майнью (или Ариман) — тьму и зло. Автономность зла снимает вопрос о безупречности монотеизма, так как для библейского круга зло — отпадение от Божественной воли, зло неавтономно, зло — это последовательное недобро. Дуалистичностью обусловлена жёсткая этическая система зороастрийцев: либо ты со светом, либо с тьмой, промежуточное состояние невозможно!
Сохранение Митры в качестве одного из светлых духов в свите Ахурамазды тоже имело своё значение. Митра — бог договора, а потому враг любого нарушения договора. Перс-зороастриец и любой митраист (позже митраизм, перестав быть зороастризмом, распространился довольно широко — и в Римскую империю, и на Восток) не мог обмануть доверившегося. Строго говоря, ему нельзя было лгать, хотя военная хитрость допускалась. Геродот писал с некоторым пренебрежением высококультурного эллина, но и с уважением, что молодых персов учили только трём вещам: скакать на коне, стрелять из лука и никогда не лгать. А Корнелий Непот, составивший жизнеописание иранского полководца Датама, отметил, что Датам закончил свои дни, как человек, «многих перехитривший, но ни разу никого не предавший». Фактически это кратко сформулированная этическая система зороастрийца.
В индийской религиозной системе рай существовал, как существовал и ад. Собственно, их даже было много – несколько раев и несколько адов, и представления о них были весьма и весьма различны. Индуизм развил одну из точек зрения (возможно, уходящую в ведические времена) и стал единственной последовательной религиозной системой, принимающей реинкарнацию — перевоплощение души. В представлении индуиста рай и ад — лишь промежуточные инстанции — ведь, побывав в аду (или в раю), человек реинкарнирует.
В представлении зороастрийца рай и ад точно существуют (и в этом зороастризм очень близок к единобожным религиозным системам). Зороастрийцы любили свою жизнь, им нравилось здесь. Но им нравилось и там. Они собирались жить в раю примерно так же, как благочестивый иранец жил в этой жизни (интересная перекличка с египетской религиозной системой и её представлениями о загробном мире). Не случайно рай у иранцев назывался Гаро Дмана («дмана» — «дом»).
Однако в рай нужно было попасть, и в этом индийские и иранские представления неотличимы — и те, и другие кармичны (т. е. они принимают карму). Карму можно понимать, как судьбу, но судьба эта зарабатывается в течение жизни человека. Совершив в своей жизни злое деяние, человек тем самым отягощает карму, а совершив доброе, её облегчает. Если, например, он зря обижал несчастное животное или даже по небрежности осквернял чистые стихии да ещё и обидел «маленькую пугливую собачку», он отяготил свою карму до крайности. А в Гаро Дману ведёт мост (в поздней персидской традиции мост Чинват), преодолеть которой нелегко в силу одной его особенности: в начале и в конце это обычный мост, но к середине он постепенно сужается и в верхней своей точке становится шириной с лезвие бритвы.
Ещё интереснее, как в зороастрийском фольклоре излагался переход души через мост Чинват. Мало того, что у праведника лёгкая карма, и ему легче ступить на мост Чинват. Его у входа на мост встречает ещё и прекраснейшая девица, которая, в ответ на выказанный им восторг по поводу её красоты, говорит, что она прекрасна сама по себе, а его добрые деяния сделали её ещё прекраснее, и почтительно помогает ему перейти мост, поддерживая под локоть. Мерзавца же, который стихии осквернял или, не дай Бог, ёжика обижал, встречает у моста страшилище, от которой тот приходит в ужас и вопрошает, почему она так безобразна. Она отвечает, что безобразна сама по себе, а его злые дела сделали её ещё уродливее, и начинает его щипать и сталкивать с моста. Но тут вопрос в том, насколько человек отяготил свою карму. Если безнадёжно отяготил, то с моста рухнул прямо в ад. Однако стены рва, через который переброшен мост, имеют выступы, и у тех, кто вёл себя в этой жизни дурно, но не безнадёжно, есть шанс уцепиться за выступ, полежать-поскучать на нём несколько сотен лет, одуматься, искупить горестными размышлениями и страданиями (климат там плохой) содеянное зло и всё-таки вступить в Гаро Дману. Всё это свидетельствует о высокой этичности зороастрийских представлений о рае и аде.
Индусы и иранцы очень близки религиозно и довольно близки культурно. И те, и те другие совершали жертвоприношения сомой и сами от неё не отказывались. И те, и другие были воинственны и почитали воинскую доблесть. И те, и другие были скотоводами. И те, и другие обладали утончённой религиозностью. И общества у них тоже оказались похожи.
Общество Индии состояло из четырёх основных сословий:
– жреческое (брахманы);
– воинское (кшатрии), к которым принадлежали и раджи, т. е. цари;
– свободных земледельцев, ремесленников, купцов, т. е. остальных арийцев (вайшья);
– прочего исходно неарийского населения (шудры).
Эти сословия именуются варнами, но иногда их ошибочно называют кастами. На самом деле, каста (на санскрите — джати) — более частное сословное деление, как то: каста потомственных гончаров или ткачей. Каст много, они существуют только в индуистском мире и сложились поздно.
В Древнем Иране, в отличие от Индии, основных сословий было три, а не четыре:
– жреческое (атраван);
– воинское (артештеран);
– остальных свободных людей (вастриошан).
Принадлежавшие к четвёртому сословию в Индии не были рабами (на санскрите «раб» — «даси», а «шудра» — «услужающий»), но это низшая варна. И индийский, и иранский арья — двийя (т. е. дважды рождённый). Вторым рождением являлось религиозное совершеннолетие (инициация) с очень сложными обрядами. Шудра же был рождён лишь один раз, он не проходил инициации, поэтому он не имел права приносить жертву, слушать «Веды», пить сому и вообще праздновать. Тем самым его жизнь была куда легче жизни представителей трёх высших варн (даже вайшья). С него требовалось очень мало. Но к нему и относились пренебрежительно.
Исключённость из ритуала и во многом свобода от ответственности дваждырождённого оставляла шудре массу свободного времени и свободных средств. Во второй половине I тысячелетия до Р. Х. было уже много не только зажиточных, но и весьма богатых шудр. А многочисленные брахманы уже не могли прокормиться жреческими функциями и нередко бывали слугами, в т. ч. и в домах шудр, которые, конечно, должны были относиться к таким слугам почтительно, но вряд ли это утешало брахманов. С другой стороны, кшатрии (прежде всего — цари) всё более тяготились принадлежностью ко второму сословию. Не будем вульгарно социологизировать вопрос о сложении значительных и весьма своеобразных религиозных систем джайнизма и буддизма, но элемент «кшатрийской революции» в их успехе присутствует. Во всяком случае и Махавира, и Сиддхартха были кшатриями.
Тот факт, что в Древнем Иране, в отличие от Индии, не было четвертого сословия, объясним с точки зрения этнологии. Арийцы пришли в Ариану намного раньше, чем в Индию. В тот момент они находились в фазе пассионарного подъёма, когда любой этнический субстрат легко поглощается и используется для строительства своего этноса. Арийцев было гораздо больше, чем местных жителей, — Иранское нагорье до их прихода заселено было негусто, а цивилизованная его часть — Элам (небольшое государство в южной части Иранского нагорья близ верхнего течения Тигра) — была совсем маленькой. Поэтому изначальные арийцы — люди доблестные, благородные и честные — просто инкорпорировали тех, кто там жил, в своё общество, разрешив смешанные браки, и потомки местного населения (конечно, меньшинство иранского мира) тоже воспринимались как двийя, проходили инициацию и входили в основные сословия. Лишь позднее в Иранской империи возникнет неарийское население.
В Индии же арийцы появились позже, будучи в фазе перегрева, а заселили её уже в надломе или в начинающейся инерции, в силу чего им нужно было себя беречь. У них, видимо, было достаточно здоровое этническое чутье. И они просто вытеснили дравидийское доарийское население в четвертую варну «шудра».
В Индии повсеместно были сословные общества с той или иной степенью сословного представительства. Индийскому миру были не чужды даже сословные республики. Несколько позднее — в самом конце ведического периода, перед буддизмом, в эпоху Магадха — в Индии, помимо маленьких царств во главе с раджами, были и республики, управляемые кшатрийским (воинским) аристократическим советом. Индийские сословные общества, с одной стороны, были очень требовательны этически к любому дваждырождённому, что сохранилось позже и в индуизме, а с другой — оберегали свободу свободных людей. В этих обществах рабов всегда было мало.
Что касается Ирана, то у него было своё будущее. В фазе инерции персы (самые глухие провинциалы Ирана, а поэтому самые энергичные) создают Эраншахр — первую вполне удавшуюся в мировой истории империю. В дальнейшем иранский мир наследует имперскую традицию. Александр Македонский разрушает Ахеменидскую державу, но Селевкиды восстанавливают империю. Затем северные иранцы — парфяне — основывают новую династию, и новый имперский этнос возглавляет империю. Далее следует реакция со стороны потомков персов, и начинается период сасанидской династии (Сасанидская империя), которая просуществует до исламского вторжения, т. е. до конца VII в. н. э. Таким образом, имперская традиция Ирана тянется почти четырнадцать веков. Но самое интересное, что имперская традиция в Иране не умрёт. Она вернется, хотя и опосредованно, в мусульманский период, и последний император Ирана будет нашим современником (Мохаммед Реза Пехлеви скончался не так давно). Тенденция к восстановлению имперской традиции в Иране обусловлена великолепными качествами стержневого имперского этноса: иранцы были доблестны, суровы, при необходимости сокрушительно беспощадны в бою и удивительно терпимы к побеждённым после победы.
А не столь монолитный (возможно, из-за наличия шудр) индийский мир устойчивой империи создать не сумел. На этой территории существовало множество маленьких царств с сословным представительством и некоторое количество очень маленьких республик. Довольно значительным государством стало эллинистическое Кушанское царство (II в. до н. э. — III в. н. э.) в Северной Индии. В период распространения буддизма в Индии даже сложится империя. Её основателем станет Чандрагупта Маурья (возможно, последователь джайнизма, но покровительствующий и буддистам), а при его преемнике Ашоке (268–232 гг. до н. э.) это будет настоящая империя — империя Маурьев. Ряд исследователей полагают Ашоку буддийским правителем, но скорее можно утверждать, что он деятельно покровительствовал буддистам и пользовался их поддержкой, так как буддийскую общину в собственном смысле тогда составляли только аскеты. Настоящим буддийским государством можно считать империю Гуптов, основанную уже в 320 г. и просуществовавшую до конца V в. В дальнейшем единое государство Индия создавали уже только завоеватели.
Буддизм. Индия — родина буддизма, место жизни и проповеди основателя этой религиозной системы Сиддхартхи Гаутамы, которого обычно называют Буддой, но правильнее говорить Гаутама Будда, потому что, собственно, «будда» (на санскрите и пали «просветлённый») — это титул. Буддизм не создаст своей великой культуры в течение очень длительного времени — до возникновения обособленного суперэтноса или культурно-исторического типа северного буддизма (тибето-монгольского), а это произойдёт спустя 2000 лет после смерти Гаутамы. Тем не менее буддизм — великая мировая религия, чрезвычайно распространённая на планете, а её основы тесно связаны с тем миром, в котором она возникла, — с сословным, воинским, скотоводческим миром. Буддийская традиция многообразна, и «большая колесница» принципиально отличается от «малой», а все направления буддизма известны лишь узким специалистам. В частности, более поздняя буддийская традиция указывает, что Сиддхартха даже не был первым буддой, что до него было определённое число «просветлённых» и после него тоже.
Относительно самого Гаутамы известно, что он был кшатрий. Палийская традиция (древнейшие буддийские тексты написаны на языке пали, откуда и название «Палийский канон» — первый буддийский канонический текст) приписывает ему даже царское происхождение, рисуя царским сыном. Палийская традиция указывает также точные даты жизни Сиддхартхи Гаутамы — 566–486 гг. до н. э. Возможно, это не совсем так, но ничему не противоречит, поэтому оспаривать их (как, скажем, и точные даты жизни Конфуция) не имеет смысла. Гаутама происходил из племени шакьев (откуда одно из его прозвищ — Будда Шакьямуни, т. е. Будда из племени шакьев), которое жило в предгорьях Гималаев примерно в пограничной области нынешних Индии и Непала. В возрасте 29 лет Гаутама ушел в аскеты, после семилетней аскетической практики начал проповедовать и проповедовал 40 лет, бродя по долине Ганга. Он умер, имея множество учеников и последователей, 80 лет от роду.
Буддизм не атеистичен, однако многие буддийские тексты звучат достаточно безбожно, на грани атеизма в силу того, что Сиддхартха Гаутама проповедовал самосовершенствование человека, а почитание богов и даже учение о богах не имело для него большого значения. Он полагал, что боги есть, но это неважно; что они влияют на жизнь человека и могут его покарать, но это тоже неважно; важны же лишь четыре благородные истины, сквозь призму которых всё — и представление о многих раях и адах, и представление о карме и реинкарнации — приобретает несколько иное значение.
Первая благородная истина говорит, что жизнь — страдание, а посему зло (причём любая жизнь — праведная, злодейская, какая ни есть). Вторая благородная истина гласит, что причиной возрождения души к новой жизни является желание, как то: жажда жизни, жажда наслаждений, жажда богатства, жажда знаний. Третья благородная истина утверждает возможность спасения от жизни зла путём достижения абсолютной уравновешенности. И, наконец, четвёртая благородная истина рекомендует сложное по сути своей самосовершенствование, однако это не самосовершенствование монотеиста.
Христианину на пути самосовершенствования нужно сначала научиться чтить отца и матерь свою, возлюбить Бога, а возлюбив Бога, возлюбить ближнего. Но если он этого достиг и исполняет заповеди, он должен стяжать Святого Духа. Предел самосовершенствованию христианина поставлен столь высоко, что совершенствоваться можно бесконечно, ибо сказано самим Христом: «Будьте совершенны, как совершен Отец наш небесный». Мусульманину достичь спасения можно либо на пути улема (на пути учёности), совершенствуясь в понимании Корана; либо на пути воинском, совершая подвиги во имя Аллаха, а лучше всего погибнув во имя Аллаха (отдав себя до конца).
Нормы христианства и ислама позитивны, ибо предлагают их адептам чего-то достичь, а нормы буддизма негативны, ибо предлагают его адепту от чего-то оказаться. Буддист сначала должен отказаться от дурных поступков, затем от поступков вообще, затем от желаний вообще, от всего — и тогда он достигнет состояния нирваны.
Высокоавторитетное собрание буддистов провозгласило равно лживыми утверждения, что нирвана есть бытие и что нирвана есть небытие, и заявило, что тот, кто утверждает первое либо второе, подлежит проклятью и не может достичь совершенства. Само понятие «нирвана» для европейца труднообъяснимо, потому что он живёт и действует в логике исключённого третьего (либо бытие, либо небытие). Но человек не обязан жить в категориях бинарной логики. Он способен её преодолеть, и тогда он осознает, как нечто может быть бытием и небытием. Между прочим, то, что католический мир относит к первому кругу ада, наиболее напоминает нирвану. В первом адском круге находятся люди, не совершившие никаких злодейств, т. е. праведные язычники и некрещённые младенцы, которые в рай попасть, тем не менее, не могут, но страданий никаких не испытывают, а просто пребывают в темноте.
Будда хотел и достиг нирваны. На склоне лет незадолго до смерти он решил отправиться в родные места в Шакью. Как раз перед его появлением там была массовая резня, и он шёл среди трупов. Он узнал в мёртвых своих родственников и друзей, кого знал в детстве, но не проявил никаких эмоций, преодолел это последнее испытание и бесстрастно удалился в нирвану.
Буддизм стоял на пороге того, чтобы стать антисистемой. Более того, он породил некоторые антисистемы, как, скажем, чань-буддизм (китайское его название, а японское название — дзен-буддизм), очень модный сейчас на Западе и кое-где у нас. Последователем дзен-буддизма является, например, американский писатель Дж. Сэллинджер, чей известный роман «Над пропастью во ржи» — не случайная литература, а изложение для западного читателя учения чань. Однако это одно из узкоинтеллектуальных направлений буддизма. Последователей чань в любую эпоху было немного.
Но буддизм создал и очень много другого, в т. ч. категорию «бодхисатва», наиболее препятствующую антисистемности всего учения. Бодхисатва — это будущий Будда, это тот, кто уже достиг совершенства, стоит на пороге нирваны и может в неё вступить, но добровольно на некоторое время отлагает свой переход в неё, переход в состояние «просветленного», дабы помогать другим людям совершенствоваться. Кстати, в традиции желтошапочного ламаистского буддизма далай-лама — это аватара (воплощение) бодхисатвы Авалокитешвары. Так он существует много сотен лет и все отлагает и отлагает ради людей свой переход в состояние будды.
Таким образом, буддизм в целом не является антисистемой, хотя может породить много антисистем.
***
Рекомендованная литература
Авеста в русских переводах (1861–1996). — СПб., 1997
Бойс М. Зороастрийцы. — М., 1987
Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. — М., 1985
Бэшем А. Чудо, которым была Индия. — М., 1977
Дандамаев М. А. Государство Ахеменидов. — М., 1978
Дорошенко Е. А. Зороастрийцы в Иране. — М., 1982
Ильин Г. Ф. Религии Древней Индии. — М., 1959
Радхакришнан С. Индийская философия. — М., 1956